Либо грудь в крестах, либо голова в кустах... Неужели Артемий Петрович Волынский не знал этой мудрой русской пословицы? Конечно, знал, и все-таки рискнул бросить вызов своему покровителю герцогу Бирону. Увы, силы оказались не равны.

В 1765 году, прочитав «Дело Волынского», императрица Екатерина II оставила такую надпись: «Сыну моему и всем моим потомкам советую и постановляю читать сие Волынского дело от начала и до конца, дабы они видели и себя остерегли от такого беззаконного примера в производстве дел». По мнению Екатерины II, Анна Иоанновна должна была благодарить Артемия Петровича за составленный по ее поручению проект «О направлении внутренних государственных дел», а она отправила его на казнь.

С уважением и восторгом писал о кабинет-министре императрицы Анны Иоанновны в своей думе «Волынский» и поэт-декабрист Кондратий Рылеев:

«Стран северных отважный сын,
Презрев и казнью и Бироном,
Дерзнул на пришлеца один
Всю правду высказать пред троном.
Открыл царице корень зла,
Любимца гордого пороки,
Его ужасные дела,
Коварный ум и нрав жестокий».

Но наибольший вклад в героизацию Волынского внес русский писатель И.И. Лажечников. В его «Ледяном доме» Артемий Петрович представлен благородным страдальцем за национальные интересы России, человеком безупречной нравственности, сложившим голову в борьбе с корыстным и бездушным герцогом Бироном.

На самом деле все было несколько иначе...

Потомок старинного дворянского рода, Артемий Петрович Волынский родился в год, когда началось самостоятельное правление Петра Великого. Уже в 15 лет юноша служит в Драгунском полку, а в 1711-м ротмистром участвует в Прутском походе. По-видимому, примерно в это время энергичный ротмистр был замечен царем, который дает ему дипломатические поручения. В 1712 году Волынский, сопровождая вице-канцлера П.П. Шафирова в Турцию, вместе с ним оказался в стамбульском плену, а в 1715-1719 годах, уже в чине подполковника, и сам отправился посланником в Персию. Эта миссия, как и последовавшее затем назначение на пост губернатора Астрахани, были связаны с подготовкой к Персидскому походу 1722-1723 годов. Молодой человек, попав таким образом в самую гущу важнейших событий, мог рассчитывать на удачное продолжение блестяще начатой карьеры. Но случилось так - а в России это отнюдь не редкость, - что губернатор Волынский был уличен в серьезных злоупотреблениях по службе, а проще говоря, проворовался. Петр I воров не любил и, согласно легенде, «угостил» прежнего любимца своей знаменитой дубинкой. Не спасло горе-губернатора даже то, что еще в 1722 году он удачно женился на двоюродной сестре царя А.Л. Нарышкиной. И лишь смерть Петра прервала следствие, а милостивая к Артемию Петровичу Екатерина I присвоила ему генеральский чин и дала новое губернаторство в Казани. Однако астраханский урок не пошел Волынскому впрок. Очень скоро на него стали поступать жалобы от казанского архиерея Сильвестра, который сообщал о недопустимом поведении губернатора в резиденции владыки, о его «озорстве» и грубых расправах с подчиненными архиерея. Над казанским губернатором опять нависла угроза суда. На сей раз его выручили связи при дворе. Но карьера прервалась и, как казалось, навсегда. Только в 1733 году Волынский снова пошел в гору благодаря заступничеству его родственника С.А. Салтыкова, рекомендовавшего Артемия Петровича герцогу Бирону, который остро нуждался в деятельных и преданных людях...

Переезд в Москву, а затем в Петербург ознаменовался фантастическим взлетом карьеры Волынского, а для успешной карьеры в столице чиновник должен был обладать двумя качествами: талантом организатора, успешно справлявшегося со своими обязанностями, и умением угождать своему начальству. Природа щедро наградила Артемия Петровича и тем и другим. Для начала он сумел войти в доверие к графу Карлу Густаву фон Левенвольде и стать его помощником по конюшенной части. Эта придворная должность позволила Артемию Петровичу, с одной стороны, находиться на виду у императрицы, а с другой - сойтись с Бироном, знавшим толк в лошадях. 1734 год - Волынский произведен в генерал-адьютанты и генерал-лейтенанты. В 1736 году он уже обер-егермейстер двора. Это означало, что отныне он отвечает за охоту - одно из главных царских увеселений...

В апреле 1738 года в жизни Волынского произошла важнейшая перемена - в лаконичном указе 3 апреля Артемий Петрович прочитал приятные для него слова: «Ее императорское величество всемилостивейше соизволила господина обер-егермейстера Волынского кабинет-министром объявить и указала его завтра поутру к приему присяги привести».

Должность кабинет-министра была первой в империи, только вот удержался на своем посту Артемий Петрович немногим более двух лет. Почему же именно он стал главным героем странной, грязной, кровавой драмы, которая разыгралась при российском дворе в самом конце царствования Анны Иоанновны?

В сложной политической борьбе, которая велась при петербургском дворе, Волынскому отводилось вполне определенное место: он должен был стать «своим человеком» Бирона в Кабинете министров в противовес хитрому А.И. Остерману. Но Бирон не учел чрезмерного честолюбия самого Волынского. Человек гордый, вспыльчивый, с большим самомнением, он был из тех, кто быстро забывает о милостях покровителей и видит в своих служебных успехах лишь результат собственных заслуг. Прежнего «верного слугу» Бирона, готового исполнить любое задание патрона, было не узнать - Волынский стал вести себя резко и вызывающе. Уже летом 1739 года он дерзнул подать Анне Иоанновне письмо, разоблачавшее, по его мнению, окружавших императрицу обманщиков - написанное в поучительном тоне, оно не могло не вызвать гнев государыни. Впоследствии в указе по делу Волынского особо отмечалось, что «обер-егермейстер дерзнул Нам, великой самодержавной императрице и государыне, яко бы Нам в учение и наставление... в генеральных, многому толкованию терминах, сочиненное письмо подать».

А что стоит избиение по приказанию Артемия Петровича поэта В.К. Тредиаковского!.. Истерзанный, с подбитым глазом, Тредиаковский подвергся медицинскому освидетельствованию и обратился с рапортом в Академию наук. Волынский же так выразился по поводу инцидента: «Пусть за то на меня хоть и сердятся, да я себя потешил и свое взял». Быть может, расправа и сошла бы кабинет-министру с рук, если бы не то обстоятельство, что поэта насильно вытащили из приемной Бирона, которому он собирался пожаловаться на Волынского. Герцог возмутился самоуправством, счел его за оскорбление и, должно быть, окончательно понял, что бывший протеже стал ему опасен. Он призывал императрицу, чтобы «она организовала расследование деятельности Волынского, который насочинял много проектов, а в действие мало приведено». Анна Иоанновна колебалась, но грубый и мстительный Бирон, в котором императрица не чаяла души, заявил: «Либо ему быть, либо мне».

Дальнейшие события развивались прямо-таки с космической скоростью: 12 апреля 1740 года Анна велела приставить к дому Волынского караул, а на следующий день ее указом была узаконена следственная комиссия, в составе которой не было ни одной иностранной фамилии. Сделано это было неспроста: русского вельможу судили его же русские коллеги, позиция которых (впрочем, по другому поводу) была исчерпывающе выражена самим подследственным: «Нам, русским, не надобен хлеб, мы друг друга едим и с того сыты бываем».

Указ об учреждении следственной комиссии выдвигал против Артемия Петровича два обвинения: во-первых, он «дерзнул» подать императрице письмо с назиданием в ее адрес; во-вторых, он совершил в доме, где проживает его светлость Бирон, «неслыханные насильства». Но не прошло и месяца, как дело Волынского приобрело отчетливо политический характер: о начавшем его служебном «петергофском письме», о побоях Тредиаковского, о его должностных проступках уже давно забыли. Волынского спрашивали о «противузаконных проектах», о дерзких речах в отношении Анны и Бирона, о заговоре.

Как же вел себя во время следствия Волынский?

Первые три дня он с достоинством вступал в пререкания с членами следственной комиссии, видимо не осознавая в полной мере нависшей над ним опасности. На третий день следствия Артемий Петрович, похоже, был сломлен и более не задирался, напротив, стал заискивать перед следователями и взывать к милосердию. Под угрозой быть вздернутым на дыбу он становился на колени, просил пощады, произносил уничижительные слова.

И все же Артемию Петровичу не удалось избежать пыток. Но когда его привели в пыточную палату, он разительно изменился: прекратились унизительные стояния на коленях, исчезли слезы с глаз. Волынский прекрасно знал истинные пружины розыска и сам, как участник подобных судилищ, понимал полную безнадежность просьб, жалоб и стенаний...

27 июня 1740 года, в день годовщины Полтавской победы, ее участник, бывший обер-егермейстер двора и кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны Артемий Петрович Волынский взошел на эшафот. Он умер достойно. По крайней мере, материалы следствия и описание казни говорят, что Артемий Петрович не устраивал истерик и не тащил в могилу невинных людей.

Конечно, наш герой обладал отнюдь не ангельским характером, а его поведение было с руки деспоту. Бесспорно талантливый, мысливший категориями государственного масштаба, отличавшийся энергией и трудолюбием, он выслуживался, интриговал, подличал, как все, без всякой задней «патриотической мысли». Быть может, Артемий Петрович безоговорочно верил в свою счастливую звезду? Похвально. Но даже самая устойчивая повозка все-таки может опрокинуться...

Курукин И.В. Артемий Волынский / И.В. Курукин. - Москва : Молодая гвардия, 2011. - 414 с. : ил. - (Жизнь замечательных людей : Малая сер. биогр. ; Вып. 23).