17 сентября 1806 года дочь гусарского офицера Надежда Дурова (1783-1866), переодевшись в мужской казачий костюм, ночью ушла из дома и присоединилась к казачьему полку, чтобы с ним дойти до места размещения регулярных войск. Назвалась она Александром Васильевичем Соколовым. Под этим именем, дойдя с казаками до Гродно, она завербовалась «товарищем», то есть рядовым из дворян, в Конно-Польский уланский полк. В начале мая 1807 г. полк выступил в поход, чтобы присоединиться к русской армии, уже ведущей бои с наполеоновскими войсками на территории Пруссии.
Дурова выросла в военной среде, военный быт был ей дорог и близок. В детстве ее воспитание было поручено денщику-гусару Астахову. «Седло было моей первой колыбелью, лошадь, оружие и полковая музыка – первыми детскими игрушками и забавами», - вспоминала Дурова. При таком воспитании у девочки были воинственные наклонности, гусарские манеры и вкусы. Матери это не нравилось, но она ничего не могла поделать с дочерью, а отец разделял интересы Надежды, поощрял ее поступки и подарил верховую лощадь.
Только из полка Надежда написала письмо родителям. Отец стал хлопотать о возвращении дочери, и тогда открылось, кто на самом деле «юнкер Соколов». Дурова была вызвана в Петербург, представлена Александру I и получила разрешение остаться на службе. Ее стали называть Александром Александровичем Александровым и произвели в корнеты… За свои боевые отличия в ходе кампании 1807 г. она была награждена орденом св. Георгия.
Во время войны с Наполеоном Дурова была ранена в ногу в битве при Бородино, после лечения получила назначение ординарцем к фельдмаршалу М.И. Кутузову. В 1816 г. вышла в отставку в чине штабс-ротмистра. Все это время Дурова вела походный дневник, который и стал основой ее «Записок», а впоследствии – рассказов и повестей.
В 1836 г. в журнале «Современник» появились отрывки из «Записок» под названием «Кавалерист-девица. Происшествие в России». Полностью книга была напечатана там же в 1839 г. В предисловии к ней отмечалось: «С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины, столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным».
Воспоминаниями «Кавалерист-девица. Происшествие в России» Надежда Дурова создала себе писательское имя и заняла свое место в русской литературе. Литературный критик В.Г. Белинский писал: «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героини этих записок… И что за язык, что за слог у девицы-кавалериста..! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо». А.С. Пушкин так отзывался о «Записках»: «…книга замечательная по всем отношениям».

Детские лета мои
В один день мать моя была весьма в дурном нраве; я не дала ей спать всю ночь; в поход вышли на заре, маменька расположилась было заснуть в карете, но я опять начала плакать, и, несмотря на все старания няньки утешить меня, я кричала от часу громче: это переполнило меру досады матери моей; она вышла из себя и, выхватив меня из рук девки, выбросила в окно! Гусары вскрикнули от ужаса, соскочили с лошадей и подняли меня всю окровавленную и не подающую никакого знака жизни; они понесли было меня опять в карету, но батюшка подскакал к ним, взял меня из рук их и, проливая слезы, положил к себе на седло… К удивлению всех, я возвратилась к жизни и, сверх чаяния, не была изуродована…
С этого достопамятного дня жизни моей отец вверил меня промыслу божию и смотрению флангового гусара Астахова, находившегося неотлучно при батюшке как на квартире, так и в походе…  Воспитатель мой Астахов по целым дням носил меня на руках, ходил со мною в эскадронную конюшню, сажал на лошадей, давал играть пистолетом, махал саблею, и я хлопала руками и хохотала при виде сыплющихся искр и блестящей стали; вечером он приносил меня к музыкантам, игравшим пред зарею разные штучки; я слушала и, наконец, засыпала.

Первый приезд мой в столицу
Когда князь В*** отворил мне дверь государева кабинета и затворил ее за мною, государь тотчас подошел ко мне, взял за руку и, приблизясь со мною к столу, оперся одной рукою на него, а другою продолжая держать мою руку, стал спрашивать вполголоса с таким выражением милости, что вся моя робость исчезла и надежда снова ожила в душе моей. «Я слышал, - сказал государь, - что вы не мужчина, правда ли это?» Я не вдруг собралась с духом сказать: «Да, ваше величество, правда!..»
Расспросив подробно обо всем, что было причиною вступления моего в службу, государь много хвалил мою неустрашимость, говорил: что это первый пример в России; что все мои начальники отозвались обо мне с великими похвалами, называя храбрость мою беспримерною; что ему очень приятно этому верить и что он желает сообразно этому наградить меня и возвратить с честию в дом отцовский… Государь не имел времени кончить; при слове: возвратить в дом! я вскрикнула от ужаса и в ту же минуту упала к ногам государя: «Не отсылайте меня домой, ваше величество! – говорила я голосом отчаяния, -  не отсылайте! я умру там! непременно умру!..» Государь был тронут; он поднял меня и спросил изменившимся голосом: «Чего же вы хотите?» - «Быть воином! носить мундир, оружие! Это единственная награда, которую вы можете дать мне, государь!..»
«Если вы полагаете, - сказал император, - что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградою, то вы будете иметь ее… И будете называться по моему имени – Александровым! Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностию вашего поведения и поступков… Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены? Я произведу вас в офицеры».

***

Я еще раз была у государя! Первые слова, которыми он встретил меня, были: «Мне сказывали, что вы спасли офицера! неужели вы отбили его у неприятеля? Расскажите мне это обстоятельство». Я рассказала подробно все происшествие и назвала офицера; государь сказал, что это известная фамилия и что неустрашимость моя в этом одном случае более сделала мне чести, нежели в продолжение всей кампании, потому что имела основанием лучшую из добродетелей – сострадание! – «Хотя поступок ваш, - продолжал государь, - служит сам себе наградою, однако ж справедливость требует, чтоб вы получили и ту, которая вам следует по статуту: за спасение жизни офицера дается Георгиевский крест!» С этими словами государь взял со стола крест и своими руками вдел в петлицу мундира моего.

Фуражировка
Вечером вся наша армия расположилась биваками близ села Бородино. Кутузов хочет дать сражение, которого так давно все желают и ожидают. Наш полк, по обыкновению, занимает передовую линию…
26-го. Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артиллерий. Ружейные пули, которые свистали, визжали, шикали и, как град, осыпали нас, не обращали на себя ничьего внимания; даже и тех, кого ранили, и они не слыхали их: до них ли было нам!.. Эскадрон наш ходил несколько раз в атаку, чем я была очень недовольна: у меня нет перчаток, и руки мои так окоченели от холодного ветра, что пальцы едва сгибаются; когда мы стоим на месте, я кладу саблю в ножны и прячу руки в рукава шинели: но, когда велят идти в атаку, надобно вынуть саблю и держать ее голой рукой на ветру и холоде… Хотя нет робости в душе моей и цвет лица моего ни разу не изменялся, я покойна, но обрадовалась бы, однако ж, если бы перестали сражаться…
Желание мое исполнилось; нужды нет, каким образом, но только исполнилось; я не сражаюсь, согрелась и чувствую, что у меня есть руки и ноги, а особливо левая нога очень ощутительно дает мне знать, что я имею ее; она распухла, почернела и ломит нестерпимо: я получила контузию от ядра. Вахмистр не допустил меня упасть с лошади, поддержал и отвел за фронт.

1813 год
Замечаю я, что носится какой-то глухой, невнятный слух о моем существовании в армии. Все говорят об этом, но никто, никто ничего не знает; все считают возможным, но никто не верит; мне не один раз уже рассказывали собственную мою историю со всеми возможными искажениями: один описывал меня красавицею, другой уродом, третий старухою, четвертый давал мне гигантский рост и зверскую наружность и так далее… Судя по этим описаниям, я могла б быть уверенною, что никогда ничьи подозрения не остановятся на мне, если б одно обстоятельство не угрожало обратить наконец на меня замечания моих товарищей: мне должно носить усы, а их нет и, разумеется, не будет. Назимов, Солнцев и Лизогуб часто уже смеются мне, говоря: «А что, брат, когда мы дождемся твоих усов? уж не лапландец ли ты?»
Разумеется, это шутка; они не полагают мне более восемнадцати лет; но иногда приметная вежливость в их обращении и скромность в словах дают мне заметить, что если они не совсем верят, что я никогда не буду иметь усов, по крайней мере, сильно подозревают, что это может быть. Впрочем, сослуживцы мои очень дружески расположены ко мне и весьма хорошо мыслят; я ничего не потеряю в их мнении: они были свидетелями и товарищами ратной жизни моей.

Бегунова А.И. Кавалерист-девица // Русская история. - 2012. - № 1 (20). - С. 38-41.
Бегунова А.И. Надежда Дурова / Алла Бегунова. - Москва : Вече, 2011. – 431 с.
Валитова Ф.Х. Музей-усадьба Н.А. Дуровой // Военно-исторический журнал. - 2013. - № 9. - С. 44-47. - (Военная летопись Отечества).